|
||
страницы: последняя Наутро Иван Осипович был ликом печален, охал. Беспокоила печень. Снились какие-то страхи, поляки с саблями наголо, вспухающая черной жижей трясина. А ведь к понедельнику надо быть в Москве. А тут такое несварение. Что ж теперича, и курицу вареную в дорогу не возьмешь, и пирогов с капустою?! Иван Осипович крякнул жерехом да пошел мотать дорожные портянки на флисе с кандибоберами, заправлять в онучи, бить кулаком руки правой по ладони левой, бить кулаком руки левой по ладони правой; нервничал. Именно на этом подвывании Иван Осипович и вынырнул с треском из липкого сна. Качались за окном березы. Кто-то тренькал подстаканниками в тамбуре, воняло креозотом. Иван Осипович отер лоб смоченным в нарзане платком и подумал, что больше никада, ни-ка-да! Ни единой капли. Атомоход, сыпя медленными нейтронами из замедлителя, мчал, похохатывая на стыках рельсов, Иван Осипыча, купца Первой Гильдии, трижды орденоносного Крейсера Гвардии, каптенармуса Ее Величества - в Москву. Сырые избы предместий, тянущие руки нищие, колокольный звон по-над грязью ловушек-дорог, ропщущие князья, поляки с нагайками, кони, люди и залпы тысячи орудий - все, все осталось на донышке сознания, в послевкусии недавнего сна. Какие, к лешему, нищие, если Николай "Солнце" XVII милостью своей разрешил побивать кизяками насмерть всякого, чей совокупный годовой доход менее семи мегалуидоров? Какой колокольный звон, если все колокола переплавили на молельные колеса во время Войны Четырех Дацанов? Какие, в особенности, поляки, если он сам, вот этими руками, вот этими пальцами... А, к черту! Приеду в Москву и сразу на прием к психомиметику. Сначала к Сонечке Мармеладовой, а потом, если не поможет, к нему. Иван Осипович открыл серебряную табакерку и закинул под язык два грамма сомы. Остаток пути пролетел незаметно, в Москве его зарезали прямо на перроне. страницы: последняя |
||
|