Игра party2. Стенки игрока PieRow, страница 0

На главную страницу Правила игры FAQ Список игр Ник-лист Архив Форум

Ходы: 0

Artemon:
-Пьеро, зачем тебе Линка, Пьеро?! Лилии на плече, склонность к готике, склонность к метаморфозам. Просыпаешься на коврике, косточка снилась, овации снились, Бродвей снился. А на кровати черно-синее, храпит, брыкается, Линкой пахнет. Съели? Не съели? Пожевали? Выплюнули? Волнуешься, бегаешь, заботишься! Оживает, хрипит, матерится, воды просит и опохмелится. Стакан воды в старости и родителям. Не в щенячестве и Линке! Я что водовоз? Железный дровосек? Тотошка я что ли?! Нет! Пьеро, зачем тебе невеста? Узы зачем, щенки зачем? Мир у ног, царь горы и рампы. Нет, ну подумай, сам подумай.
Твой бледен лик и взор твой бешен! Скорбишь ли ты по тем плодам, что ты срывал, еще безгрешен? Не скорби, плюнь, разотри.
Подвывать только на такое настроение. Выть умеешь? Не умеешь! Я не учил, дядя не учил, откуда умеешь? Частушки матерные расскажу, Пентхаус покажу. У босса спер, босс не видел, свинину ест, чавкает.

– Вот тут ты прав, друг Арти. На все свои кудряшки прав. Огненный столп куда лучше, чем Фарфоровый павильон, – под черными губами едва заметно блеснули клыки. – Но невеста нужна. Не узы, не брак – невеста. Помнится, была у меня Маришка, всем хороша. Да только любила по ночам на крышу выходить, летучих мышей попугать. Допопугаилась. Частушки не надо. Частушки честят чистые чувства чванливых чурбанов, чего чураются честные чечеточники. А ведь я когда-то был таким, если помнишь. Как выйду, как махну с лица пудрой, да как двину каблуками по чьей-нибудь морде чечетку. Так что частушки не надо. Двинь по лирике. Помнится, из твоего наследия мне вот это нравилось:
У берёзы два ствола.
Под одним ты не дала.
Под другим хотела тоже
Мне жестоко отказать
И пришлось смазливой рожей
Ствол берёзовый обнять.
Ты это про Линку сочинил? Или еще про кого? – дружелюбно прошипел Пьеро.

Bluehair_doll:
- Пьеро, хватит изображать леди Кагдилу, слезай с табуре... ой, прости, Буратино. Слезай в общем и сопроводи Арлекина. Тазик, мастерок, мешок цементу марки М500 и прочие масонские атрибуты возьмешь у бородача. Не забудь расписаться в ведомости. Целую.

Расслабленно пройтись и заглянуть в глаза. Вот оно что. Стекляшка, бля, обычная стекляшка. Органическое стекло. Требует регулярной смены. Покрывается царапинами, мутнеет, при повышении температуры – вытекает. Вглубь можно уже не копать. Все выкопали. Где те бородатые рудокопы? Впрочем, в доме с жареной ляжкой о копах не говорят.

- Ты не договорила, голубушка, что тебе еще не хватило. Опять хочешь заказать целую? В прошлый раз последствия были почти фатальны. Может быть, на этот раз обойдешься половиной?

6ypaTuHo:
Буратино, подперев в кулак подбородок, наворачивал третью кружку воды. Кругом кипели шекспировские страсти.
- Вот у вас проблемы-то, - пробормотал он, глядя как пикируются Мальвина с Пьерро, как собачатся Мальвина с Артемоном, как подкалывают друг друга Мальвина с Арлекином. - Нет бы сесть нормально, пожрать, после чего посношаться и спать. Так нет же, устроили тут театр...

– Буро, в этой забегаловке ни одного смекалистого кулинара, только один смаковистый повар мелькнул, да и того Мальвина за пойлом в какие-то рампы отправила. Так что никаких жрать, сразу переходим ко второму номеру программы. Но тут заноза получается: табуретку вижу, столешницу вижу, даже доску разделочную вижу. Чья планида? Твоя планида. Так что остается либо спать, либо театр. О, не хочу забегать вперед, но о театре пару слов без протокола, – Пьеро цыкнул в сторону бульдога, пускающего в тарелку слюни. – Он ведь с виселицы начинается. Не хочешь потренироваться? Может быть, и ты на эту роль сгодишься – опять же расширение творческих рамок. Ну а мне за идейку рассказ на ночь о рябинках или что-нибудь с горячей кровью в качестве знакомства. Опять не понял?

6ypaTuHo:
Нет, я за сохранение природной гармонии, так что этого слюнявого в тележку и по дороге под горку. Как раз к живодерне выкатится, слугу своего спасать. А пока занят будет, нас уже и не догнать. Артемон следы заметет, он умеет. Как тебе план?

- Вопрос не в том, догонят ли нас. Вопрос в том, убегут ли. Артемону следы заметать? Побереги его язык. Он для других свершений и деяний. А в остальном план прекрасен, как корабельная сосна. Гармонию тебе доверить можно. Опять же музыкального сопровождения не хватает. Что-нибудь из Вагнера. Лава.
Спокойной рощи, Бур.

IIIYIIIAPA:
- Я не могу мужеложество! Физически не могу! - возмущённо взвизгнула Шушара и покрутила хвостом у виска, - И потом, чем мужеложество поможет несчастному пизанскому сиротинушке? Развлечёт ли оно мальца? Скрасит ли оно горечь ребёнка, потерявшего едиственного родителя? Заполнит ли оно ту зияющую чёрную дыру, которая образовалась в его жизни? А вот наследство в виде золотого ключика наверняка немножечко скрасило бы унылые одинокие годы! А где ключик? А нет ключика! Какая-то фря крашеная наверняка ключик увела! Чем не в особо крупных размерах с отягчающими, м?!

Дверь в спальне противно заскрипела. Надо будет сказать хозяйке, чтобы распорядилась накапать в петли животного жира. Не все ж его на помаду изводить. Кому вообще нынче помада нужна? На ухо легли слова, донесшиеся снизу. Вальяжно спустившись вниз увидел: вот они, да-амы-ы (одна с ножом, вторая – без мужеложествующего органа). Слова присели, потом вскочили и побежали с уха куда-то внутрь. Через секунду они уже взывали из печенки.

Пьеро подцепил двумя пальцами крысу, повертел перед носом.
– Внештатный сотрудник? Или активист-энтузиаст? Были тут, расследовали, – слизнув что-то с нижней губы, продолжил, - теперь Артемон за четверых отдувается. За четверых ест, пьет, даже в бой, того и гляди, за четверых отправится. За тебя не будет: размер не его. Еще вопросы про ключики имеем?

Крыса была отпущена, а черная звезда повернулась всеми пятью лучами к руке держащей кухонный нож. Дешевенький нож, с барахолки, но зато рука... Того, кого надо рука.
– Если есть желание поговорить о химии, то это будет разговор о взрывных реакциях, милая. А вот потанцевать – я бы с удовольствием, но боюсь, что ты снова уснешь на плече.

Распахнутая рубаха зацепилась за кончик ножа. Пьеро аккуратно отодвинул лезвие и пошел посмотреть на павлина: достаточно ли тот упитан.

Bluehair_doll:
- Пьеро, друг мой. В этом мире, где воскресают плотники, как-то глупо давать обещания, но если боженька не усмехнется в свои михалковские усы и не перехерит мне вечер - первый танец твой. Постарайся не отдавить мои фарфоровые ноги.

Павлин, как павлин. Чего было цепляться? Таких павлинов, помнится, даже дворняги в семнадцатом душили, душили… Нет, надо было думать о другом. Шаг за шагом. Поперек комнаты. Вдоль. По диагонали. По вертикали… Ух, увлекся. Пьеро поспешно спрыгнул на пол. Итак. Павлин не подходит – слишком вкусный. Крыса – слишком мелкая. Карабас – слишком бородатый. Буратино – слишком друг, чтобы вдруг. Кот – слишком не слишком, да и в отливах понимает. Артемон – слишком резвый, да и вообще. Кто же остается? Дилемма.

– Плотников мы любим и ценим, дорогая, особенно если они приходят без горчицы и чеснока. Но кузнецы нам точно без надобности, – Пьеро с любопытством прислушивался к внутреннему зову. Внутренний зов говорил, что не все то мягкое, что белое. – А вот постели у тебя скрипят не хуже дверей.

Но насколько же грациозны движения этих рук. Ничем не уступают изяществу кобры. Черные губы расслабились, едва заметно набухнув. Внутренний голос тут же прокомментировал голосом Василия Уткина: «А вот идут радости плоти!». Это были его последние слова.

Затылок жгло взглядом. Огненным взглядом, не отпускающим даже в дневном уединении.

JIuca_A:
Умнее тебя тут только я! Ну пожалела по-женски, песик одинокий, заброшенный, колтун разобрала, неухоженный песик, некрасиво с колтунами, ревновать-то зачем? Я, между прочим, на крысильду сквозь пальцы смотрю и как песику мурлыкал - не слышала. И как массировали вот только что - не видела, котя!

Разум! Властители думают, что достигли положения, благодаря нему, а сами погрязли без оглядки в чувствах. Ученые полагают, что с его помощью сделали мир лучше, а сами же лелеют собственную гордыню. Полководцы считают его залогом успехов во имя благополучия своего народа, а сами давно забыли, что значит милосердие. Мозг! Что ценного может содержаться в этом комке слизи? Он даже на вкус ничуть не вкуснее, чем тушеная капуста. Вся эта кулинария разума не несет в себе ничего привлекательного. Какого нищеброда может привлечь обонятельная луковица, миндалевидное тело или чечевицеобразное ядро?

Спинным мозгом (вот единственно верный и необходимый каждому мозг!) ощущались жаркое дыхание и прищуренные глаза. И губы, вкус которых до сих пор блуждал призрачной тенью по языку. Губы, готовые утянуть любую неосторожную жертву. Разворот.

– Ты что-то сказала? – Волосы бесстрастно обрамляли лицо, глаза смотрели прямо, не мигая, черная рубаха подчеркивала хладнокровную белизну груди, и только пальцы напряженно и медленно сжимались в кулаки.

JIuca_A:
- Тебе? Нет. - Лиса смотрит вполоборота, ресницы приопущены, спокойная она... Черные коготки скребут шафран шелка, процарапывают нити - лапы прячут за спину и шелк еще сильнее натягивается на груди. - Скромная лиса не смеет спорить. Тебе не нужен ум лисы? Отлично. Лиса останется при своем уме, маленьком и увертливом. Пьеро-сан доволен?

Пальцы скользят от виска к уху, задерживаясь на мочке, соскальзывают ниже. Тыльной стороной ногтя по пульсирующей жилке. Ключица, шелк. Шаг вплотную, чтобы заглянуть в глаза и поймать Лукавую. Но вместо этого рука ловит пальцы и кладет их на ладонь. Игры разума закончились, некогда даже сообразить, что уши должны были быть на макушке, а вместо пальцев ожидалась когтистая лапа. Горло жжет иглами хрусталя.

– Кто ты? Губы соприкасаются, снимая маленькую бисеринку слюны. На ресницу падает какой-то комочек. Ресница хлопает по щеке, постепенно тяжелея. Что это? Пудра?? Кто это? Лиса! Ну да, она так и сказала – ли-са. В руке - лисья лапа! Рука освобождается и рвет на себя халат. Халат разлетается на две части. Не правда ли, она прекрасна? Как светится эта огненно-рыжая шерсть! Как волшебно сияют эти свирепые глаза! О, я хорошо помню, сколь близоруко и несовершенно зрение людей! Как сквозь туманную пелену передо мной мерцала магическая красота зверя, такая соблазнительная и такая обманчивая! Ты сама не знаешь, чего просишь! Но ты попыталась меня обмануть.

Пьеро в гневе отбрасывает половину халата. Мальвина кричит на него. Но она не обманывала. Табурет, разбитый в щепки ногой (фуф, не Буро), разлетается по помещению шрапнелью. Пьеро выходит в ночь, срывая дверь с петель. Какой же в этом доме спертый воздух.

6a3uJIuo:
- Я иду по лесу втуне.
Я несу веревку всуе.
Втуне - всуе, втуне - всуе, втуне - всуе, втуне - всуе...

Капля крови, оставшаяся на запястье уже давно засохла и почернела. Пьеро брезгливо отер руку о дерево. Нет, что ни говорите, а мелочность и раздражительность в жизни оставляют дурное послевкусие даже после смерти. Впрочем, ночью было не до вкусовых изысков. До сих пор внутри бурлило негодование и недоумение. Кот стоял совсем рядом, достаточно было протянуть руку из листвы и дотронуться до плеча, чтобы обратить на себя внимание.

– Бэзз, ты вот с одной и той же женщиной столько лет бок о бок. Расскажи, как тебе это удается? Хотя, нет, лучше дай совет, как поступить. Есть ситуации, которые не решаются силой. Один мой знакомый попал в непростую историю. Две женщины. В одной он видел страсть и пламя, но в то же время показную подчиненность и притаившийся обман. В другой – холодную красоту, надменность, но вместе с тем искренность и хрупкость. А ему больше всего хотелось соединить их в одну, чтобы обжигающий огонь сменялся освежающим льдом, а согласие подкреплялось искренностью. Никак он не мог этого достичь, метался между ними. И бросить их не мог, потому что дороги они ему были. Вот чтобы ты ему посоветовал?

Пьеро смотрел внимательно на кота, а в мозгу вертелась каким-то ветром занесенная мысль, что Мальвина осталась дома. Одна. Одна ли? И уж совсем не понятно к чему вспомнилось, что она что-то говорила про запас какого-то средства со странно-смешным названием: то ли «Дайте Денег Тунеядцам», то ли «Добрый День, Товарищи»...

Artemon:
Пудель опять вернулся, весь в грязи, в пыли и стрелой в прическе. Мозг, как всегда, не задело. В пасти мешочек.

«И ведь наверняка все знает, все понимает, - меланхолично глядя на тоненькую венку крысиного уха, думал Пьеро, - все помнит. А вот помочь не хочет. Увлекся настоящими мужскими делами: война, охота и добыча. А поговорить?»

- Арти, друг, оставь свои грабительские набеги и рассупоненные штаны Басса хоть на минуту, послушай меня, пожалуйста. А потом выдай свое лаконичное веское мнение. Начну с самого начала.
Поднялся, осмотрелся, вышел. Гулял, знакомился, кутил. Играл, раскланивался, слышал. Встречался, ужинал, дарил. Тащился, мялся, оставался. Срывал, впивался, обнимал. Входил, кончал, вставал, прощался. Тащился, спал, вставал, играл. Раскланивался, слышал, видел. Устал, ушел, уехал, пил. Вернулся: думал - ненавидел. Стоял, молчал, глядел, курил. Почувствовал, взглянул, обжегся. Поцеловал, ушел, курил. Дотронулся, замерз, увлекся. Мечтал, наделся, дурил. Желал, стремился, обижался. Рвал, горевал, хотел крушить. Метался, но не унижался. Скажи мне, друг, как дальше быть?

6a3uJIuo:
- Дядя Пьерро, а зачем тебе быть дальше? Будь ближе!

- Бэзз, это понятно, что к кому-то надо быть ближе, а от кого-то - дальше. Но с другой стороны: чем дальше положишь, тем раньше возьмешь. Но и это не главное. Вопрос вопросов: кого? И решать его надо уже к завтрашнему утру. На шкурках гадать не буду. Но и ваши портить тоже не хочу. Ты за девочку уже сколько жизней отдал? А Артемон сколько яиц за Линку отбил? То-то. Отсюда вывод: свободным для чувств остается только Карабас, к нему никто не взревнует. Но у него есть один существенный недостаток: шеи не видно.

Bluehair_doll:
Неспешно поворачивая вертел, Мальвина прислушивалась. Жир капал на угли и вспыхивал короткими язычками пламени, отсветы которых в голубых глазах становились ярче, когда она прислушивалась к пустопрожнему мяву в кустах.

Хватит сидеть на дереве, время держать ответ. Нет никакой Америки, Буро, и Африки тоже нет.
Пьеро спрыгнул с секвойи, не обращая внимания на задравшиеся полы рубашки. Посмотрел под ноги, усмехнулся злобному оскалу черепа какого-то грызуна. Ногой бить не стал, перешагнул. Никто не успел заметить, как через секунду он уже оказался рядом с Мальвиной. Артемон сказал «рискуй», а пудель серьезными словами не бросается. Руки бережно, но крепко обхватили со спины фарфоровое тело, спустились на живот, притянули к себе. Голова легла на плечо и попыталась согреть дыханием идеальное, но холодное ухо.

- Не торопись. Твоя шея слишком крепка для моих зубов. Ты можешь сейчас вспомнить слово «фигляр», а можешь промолчать. Но только не уходи. Будь со мной или без меня. Но будь.

И замер, поводя вокруг черными лучами звезды, пожирающей свет.

Bluehair_doll:
Вспомнила слово "криптозоозоонозонос". Ее рука ужом скользнула к промежности Пьера и сжала ее. Она немного поперебирала пальцами, как бы взвешивая. "Фульминантный" - подумала она. Удовлетворенно хмыкнув и вытерев жирные от зайчатины пальцы о ту же промежность. Вывернулась из захвата, деловито проследовала в сторону близлежащих кустов, томно покачивая бедрами, на ходу расстегивая куртку и стаскивая через голову свитер. Из кустов пожухшей сирени долетел полушепот "только бы не обсессивный" и стон потягивающейся женщины.

- Ом, гладкая. Спокойная ты. С таким словарем - к Артемону. Он с тобой бок о бок, перед о перед, зоо о зоо. Нет, сильно ошибся, ты - с ним. Он с тобой - вряд ли, - пальцы со скрипом прошлись по блестящей шее. - Качественная, но увы, не фарфор. Фаянс. На фабрике всех подло обманули. Артемон! Ты же знал, кобелина! Почему не предупредил? И вот не надо сейчас язык высовывать, не смешно. - Взгляд снова обратился к лежащей в кустах прелестнице. Между ног беззаботно болталась леска с петелькой. - Из фрустрации тебя способен вывести только один друг. И ждешь ты именно его, - рука протянула невесть откуда взявшееся чудо, - возьми. Он - твой. Друг до половой тоски. Утенок. Джон. Актив. Антибактерицидный. Специально для труднодоступных мест.

Рыкнул, скривил черные губы и пошел смотреть, остался ли хотя бы хвостик, чтоб отбить вкус тухлятины.

Bluehair_doll:
Но тут, видишь, на собственной.. на собственном опыте прочувствовала - тряпка. Лоскуточек такой ватой набитый по ветру фьюю.

Притащилась вслед за обозом. Не обязательно было обладать хорошим обонянием, чтобы понять это.

- Хочется поскулить, фаянсовая ваза? Лучше бы огрызнулась, сирая. Плохо, что используешь такой избитый, банальный прием. Вдвойне плохо, что используешь его повторно, после Алисы. И втройне плохо, что пытаешься вернуть ей же этот не первой свежести пассаж. Но я благодарен тебе за то, что проблемы выбора больше нет. Скули дальше, не интересно.

6ypaTuHo:
Он стоял посреди поля, с лопатой в руках. Перед ним раскрывала свою пасть глубокая, в три метра глубиной, яма.
- Да, друзья, поле так себе. Фиговое поле. Плодороного слоя от силы сантиметров пять, остальное глина и песок. Ну суглинок, ну супесь - тоже не фонтан. А через два метра - известняк. Тут удобряй не удобряй, вырастет только игорная зона. Навоз хороший, да, а вот здешняя иррогация - это говно. Лесополоса опять же где? Не там. Северо-восточные ветры, здравствуйте! Не знаю, друзья, сомнительно мне что-то.

- Отбрось сомнения любой, в говно ступивший. Терзания до добра не доведут, по себе знаю. Вот знаешь, Буро, какие две черты мне в тебе больше других нравятся? То, что ты не из осины и абсолютно лишен всякой голубизны. А сомнения - ну их на фиг.

Под ногами чавкало. Где же эта волшебная яма, этот местный бабий яр, эта грязевая М. впадина? Сплошная гавнина, как говорят кошерные. Оборотень? Левая бровь недоверчиво изогнулась. Он подошел со спины, тихо и незаметно. Приблизил лицо к загривку, принюхался. Хм, нет, это поле пахнет. Повертел головой: говно налево, говно направо. Никакого чуда. Разве что Арти выглядел со своим бантом весьма чудесно, будто только что выпрыгнул из старинной песенки:
Велика старуха Русь
От конца до края.
Я наверно обосрусь,
Место выбирая.
Сидящий ровно Карабас представлял собой достаточно большое укрытие, так что по большому счету за Арти бояться не приходилось. Высунул кончики клыков, еще раз нагнулся к Алисе, внимательно разглядывая шерстинки. Представил, каков сам со спины. Перестал представлять. Подошел к коту и зыркнул в его вертикальные зрачки. Да, Бэззи прав, в каждой женщине есть что-то красивое. Надо только уметь это разглядеть. И у каждой красота своя, особенная. Но вот интересно, знает ли он, что иногда женщины умеют так некрасиво подать свои достоинства, что ни о какой красоте вспоминать не хочется? Вряд ли. Вертикальные зрачки заточены сверху вниз и обратно, но никак не вширь. Хотя, кто его знает. Вон Буро, ведь от него тоже никак не ожидалась столь выпирающая половозрелость. Все меняется, все течет. Хм, на этом поле лучше про «течет» не вспоминать. Канистра зияла рваной дырой. Внутри пахло ржавчиной, и этот запах посреди густо сдобренного поля казался благоточием нирваны. Крыса. Не та, но все-таки. Тихонько пискнула, дернула лапками и стихла. Спи, маленькая, я расскажу тебе сказку.

Жила-была кукла. Куклой бы и померла, да встретился ей на безрадостном жизненном пути Мастер. Сделал он из нее человека. Получился этот человек недурен собой и в полумраке кабака мог бы даже сойти за принца. Но никак у него не получалось встретить принцессу: одни фрейлины вокруг. И высасывал их недопринц до дна. Высасывал, а потом выкидывал опустошенных. Но вот однажды... Да, случилось так, что повстречал он свою давнюю, глупую кукольную любовь. А только она уже была вовсе не той капризной куклой, но надменной принцессой. Самой настоящей. Тут бы сказочке и закончиться на самом добром, но рядом с Голубой Принцессой появилась Огненная Принцесса. И была она полной противоположностью. Вот тут нашему герою и пришел конец, хотя у сказочки он был еще впереди. Разорвало нашего экс-марионета. Надвое. С хрустом и треском. Одна половина тянулась ко льду, вторая рвалась в огонь. И хотелось ему впервые в жизни, чтобы не он их, а они его до дна высосали. И уже не важно, что потом сделают: на помойку вышвырнут или чучело слепят. Был бы рядом Гордий, помог бы человеку, но рядом оказались только хорошие друзья-приятели. Они помогали советами. И был последним совет от льва-мавританца: рискуй, друже. Посмотрел недопринц, подумал, и решил, что отдаст себя той, что в беде оказалась. Прикроет, спасет хоть на денек от недругов. Видел, что она во многом сама виновата, но ничего с собой поделать не мог. А Огненная Принцесса прекрасно себя чувствовала и без него. Вот и пришел он к Голубой: пей, мол, меня, высоси, убей, но дай почувствовать, что такое любовь Принцессы. А она ударилась оземь и оказалась очередной фрейлиной. Думал, что из "недопринца" приставка исчезнет, а вышло, что только она и осталась. Понял, что потерял, увлекшись чуждыми ему человечьими чувствами. И еще понял, что уже никогда никто не позарится на его темную душу; разве что фрейлины – на бледное тело. И что друзья-товарищи больше не будут ему советами помогать – тоже понял. Так и пошел дальше один, ведомый своей черной звездой. Говорят, что только два ключа могли открыть ему дверцу к волшебному кладу любви. Но один ключ оказался фальшивым, а второй превратился в пепел. Так что, не-до... Он знать хотел все от и до, но не добрался он, не до... Ни до догадки, ни до дна, не докопался до глубин. Конец у него такой получился. Вечный. А сказка без конца осталась. И умерла от огорчения.
Спишь уже?

Я слизнул последнюю капельку с крысиных усов и аккуратно положил иссохшее тельце на ржавое дно канистры. Пахло только ржавчиной. Ладонь прижималась к черной слезе. «Я готов вцепиться судьбе в глотку, но окончательно сломить меня ей не удастся, – примерно такими словами классика думал Пьеро, скептически оглядывая в примерочной новую одежду. – Почему дураки так любят красное? – Черные джинсы были с дурацкой красной строчкой, а на рубашке алели нелепые пуговки. Пуговки были немедленно отлучены и отправлены в изгнание. – Наверное, принцессы здесь тоже дурацкие».

Пьеро покосился на кассиршу. Она зарделась и начала оправлять блузку. «Точно, дура», – захотелось высокого и чистого. План ближайших действий гласил: парк культуры, библиотека, кино, лекторий, планетарий и серпентарий...

Karabass:
А хочется, чтобы сразу мытая и большая была у меня любовь и звенела одинокая струна. Вот так: Бдзынь.

– Бздынь, говоришь? – нож выскользнул из кармана легко, лезвие выскочило с тихим звоном, борода намоталась ну руку туго, – Моем, бреем, подстригаем. Красим из черного в белый. Из белого пачкаем в серый. Готовим к любви. Ой, извини, Бассик, это была твоя борода? Не переживай, новая лет через сто отрастет. А так тебе даже лучше, на Карломракса стал похож. Не какой-то там Басик, а настоящий породистый, хоть и изрядно заросший Карло. Остальное сам дострижешь. Мыльце принести? Маникюрчик? Минералочки изволите? Нет? На нет и труда нет. Пойду спинку потру.

Насвистывая беззаботный ритм «Инферноционала», Пьеро тщательно смыл бензином краску (радикальный черный цвет, но не «Титаник») с бороды и торганул оставшимся: «Только сегодня! Мочало из мычала! Для помыться – практично и недорого. Душа Карабаса за три рубля. Для животных – скидка!»

6a3uJIuo:
- И у этого крышка на баночке поехала, - вздохнул просветленный об-омммм!-ившийся кот.

- Больной, проснитесь! Василий, приподнимитесь, я Вам утку принесла. Ослабьте мочевой пузыречек-то, таблеточек глотните. Жар у Вас. Кричали, котом себя называли. Все какой-то лисе кунилингус обещали. А под занавес устроили из собственной кровати поле чудес. Сейчас мы вас поправим.

В палате воняло. Медсестра распахнула окно и задержалась взглядом на причудливой формы облаках. Со стены улыбался портрет человека с черной звездой на глазу.

Karabass:
Семь отрубленных органов, семь! Для надежности перевернув обрубок зубами вниз, Карабас усаживается на него и отирает пот.
Вот теперь я понимаю, "Белым по черному". Нищие с руками оторвут.

Через час все вокруг было залито кровью, завалено порубленными в фарш телами людей, зверей и кукол. Через два пришел дворник с метлой, усмехнулся в седые усы и пригласил уборщицу Клаву. Через три, вынырнув из жижи, чумазые, но довольные, они взялись за уборку. Недорезанная мошонка Карабаса упиралась. Недопиленные губы Пьеро взывали, а недораскрошенные зубы Базилио норовили укусить. Через четыре соседи вызвали ментов, которые обнаружили два трупа - дворник и уборщица - посреди кучи фарша. Через пять из-за облаков должна была выглянуть полная Луна. Планетарий привел Пьеро в состояние вселенского умиротворения. Ну зачем?! Зачем он внес в планы культурного досуга серпентарий? Даже не по себе стало. С этой звездой и черными губами он никак не был похож на семейного человека, к которому вот-вот должен подойти сынок и потянуть за рукав со словами: «Папа, папа, смотри какая там змейка!» Вышел на свежий воздух, закурил. Перед глазами все еще были змеи, поедающие себя. Легкий туман и появившаяся из-за туч Луна что-то напоминали. Пьеро прислонился к стене спиной и стал ждать. Он шел по аллее, чуть ссутулившись. Его черная фигура почти растворялась в темноте, но когда зажигалка вспыхивала ради очередной сигареты, то лицо освещалось рыжими бликами, превращаясь в огонь, пожирающий черные губы. "Хотя бы так, - подумал он, - хотя бы так..." И все-таки чудо произошло. Сколько нужно улыбок или слёз для того, чтобы засчитать волшебство настоящим? Иной может по воде взад-вперед расхаживать или растворять в воздухе статую Свободы с Эйфелевой башней на пАру, а чуда не случается. Смотрит на это все 10-летний пацан и тщательно произносит слово из старого детского фильма: пре-сти-ди-жи-та-тор. А бывает, что выходят люди из дома, смотрят вокруг, и пусть никто не говорит вслух, но каждый понимает, что произошло чудо: кто-то кому-то улыбается, кто-то тайком плачет о чем-то своем.
А сегодня выпал снег - белым-бело. Я иду медленно, осторожно, мне жалко топтать эту радость. И вокруг все сверкает, сияет, играет, переливается, живет, и во мне тысячи искорок, будто кто-то рассыпал по земле и в душе моей алмазный порошок, посеял, и вырастут алмазные деревья. Родится сверкающая сказка...
Пруд покрыт тонкой узорной пленкой льда. Сквозь нее все кажется далеким и невесомым. Даже едва различимый силуэт панциря черепахи. Под ногой поскрипывает, пробуждая внутри щекотку.
Как легко испортить эту невесомую картину свершившегося чуда. На лед падает тень бессмысленного комментатора-бородача, считающего, что чтец новостей – это и есть тот самый чудотворец, который их делает. Я выпускаю клыки, но снова убираю. Хочется еще немного продлить ощущение чуда.

JIuca_A:
- Он всего лишь строил глазки. Оборотень.

Уйти от теней. Перейти на другой берег. Кто-то ищет богатство, кто-то – мудрость, кто-то – власть. Ничего этого не надо. Другой берег. Здесь никого. Белое Безмолвие. Нелегко оставаться наедине с горестными мыслями среди Белого Безмолвия. Безмолвие мрака милосердно, оно как бы защищает человека, согревая его неуловимым сочувствием, а прозрачно-чистое и холодное Белое Безмолвие, раскинувшееся под стальным небом, безжалостно.

Я обернулся назад. На противоположном берегу сквозь серебристое облако проступал рыжий силуэт. Неясно, нечетко. В глазах пелена. Почему так плохо видно? Должно быть, ресницы залепило инеем. Конечно, инеем. Захотелось сесть, прямо на снег. Сесть и больше никуда не идти. Пока еще есть возможность смотреть. Я узнал тебя.

JIuca_A:
- Я тоже узнала тебя....

Никогда не возвращайся назад. Никогда. Так учил Его Мастер, делая из куклы человека. Ведь человек – это не только плоть и кровь. Мастер знал, о чем говорил. Вернуться – значит умереть или снова ввязаться в бессмысленный бой, оставшийся позади. Но босые ноги уже скользят по льду, который тонок и ненадежен. Лед потрескивает, но держит свою ношу. Он доходит до середины. Под ногами можно разглядеть мутный силуэт фолианта. Можно и не разглядывать. Пьеро останавливается и переводит дыхание. Но оно становится еще сильнее и сбивчивее. Руки закрывают лицо, пытаясь спасти своего хозяина. Голова запрокидывается вверх и куда-то в облака:

- Иди ко мне.

JIuca_A:
Лед смыкается у груди, холодно, как холодно, но уцепиться не за что: края предательски обламываются, сердце бьется все медленнее, темную фигурку, опять замершую на середине пути, размывает. Придонное течение тащит под лед, а сил осталось так мало.

Рубашка летит в сторону, на спине распахиваются перепончатые крылья. Я не хотел, не хотел показывать себя таким. Почему-то казалось, что можно утаить, спрятать, скрыть свое уродство. Но всякий раз Судьба подкидывает вместо косточки ядовитое «иногда». Иногда они возвращаются...

Стремительный полет над самой кромкой льда. Руки выхватывают из воды насквозь продрогшее тело, прижимают к себе, пытаясь отогреть несуществующей теплотой. Но все равно: крепче, плотнее. Полет заканчивается на середине пруда. Я держу в своих руках то, что было целью и смыслом. Я кружусь по тонкому льду в вальсе. Черное и красное смешиваются, мелькая иногда белым и серебристым. Тонкий лед начинает плавиться, коварно звенеть и покрываться паутиной трещин. Но невозможно остановить этот танец, потому что передо мной ее глаза. Я не отражаюсь в них, не могу отражаться, но представляю, что просто утонул. Выныривать из них нет никакого желания.

JIuca_A:
- Я принимаю тебя таким как ты есть. Принимаешь ли ты Лису? С лисьим сердцем, без души и ядом вместо крови?

- Да, - говорит он и влечет ее в танце к берегу, - принимаю. Принимаю то, что есть, а большего никто дать и не сможет. И мне безразлично, сколько это будет длиться. Меня не интересует вечность. Мне нужен только тот самый миг, который называется «сейчас». Мне нужно «мы», а не «я». Мне нужна ты. Не бойся, я постараюсь не причинить тебе боли. Но если ты почувствуешь случайный укол, выдерни занозу, обломай ее края. Тебе – можно всё.

JIuca_A:
Лиса выволакивает из камышей тяжелый фолиант с тисненой по крышке черепахой, подмигивает Карабасу:

- Сюрпраайз! И недешевый! Сольдо за каждую страничку в самый раз будет!

Он отбрасывает фолиант в сторону:

– Оставь ему. Зачем тебе деньги? Подожди, дай мне еще немного времени, – клыки входят в горло легко и без сопротивления. Яд течет по черным губам, капает на снег, выплавляя в нем ямки. Окружающее перестает существовать. Голова кружится вместе с вращающейся Вселенной. Из горла рвется рычание. На лицо Алисе падает слеза. Самая настоящая. И в этот пиковый момент Пьеро ощущает чей-то нос, тыкающийся в ногу. – ИДИ НА ХУЙ!

Artemon:
Артемон наблюдает за забавно орущим Пьеро.

Пьяной походкой, ничего не чусвтвуя, Пьеро подошел к пуделю.

- Арти, у тебя там нигде рыбки не осталось? Вот скажи мне, почему коты такие лизучие? Какого черта ему надо там, где и двоим места едва хватает? Мало языка, так он еще носом тычется. И как он тебя назвал? Земляным червяком? А, всего лишь Тотошей. Ну, тоже сомнительный комплимент. Впрочем, пусть его. Так что там с рыбкой, не угостишь?

Вампир хищно покосился на здоровенную ляжку сидящего ровно Карабаса.

Artemon:
-Есть рыбка, в пруду рыбка! Босс старался, плюнул босс, уха сварилась! Лови, не обжигайся! Лягушка вкусная, сладкая лягушка, мясо сочное, но без крови. Без крови пойдет, вкусно будет? А коты лизучие, мяукающие, мышей ловят, блох дрессируют. Странные и ревнивые! Я тоже ревнивый, сильно ревнивый! А ты, Пьеро, а ты? Ревновать будешь, дуэли устраивать будешь? У босса пистолеты были, дуэнные! Он их них от дуэний отстреливался, молодых девиц блюли, доблюлись!

- Какие дуэли, какие дуэньи? Дуэль не хочу. Эль хочу. Крови не хочу. Яду хочу. Ишо-ишо! Но нельзя много - аллергия. Аллергию не хочу. Ревновать не научился. Научишь, да? Ты своей ревностью котовью прихлопнуть могешь? Вот если твою привязать к паровозу, а его - к бегемоту, кто кого из болота вытащит?

Artemon:
- Не завидуй, вампир, адский пес это работа. Столетия тьмы, тысячелетия бури, вечность огня и страданий. Служение Мастеру и безусловное подчинение, доводящие до исступления. Миллионы масок в бесчисленных жизнях и умирать каждый раз так больно. Будь острожен, вампир.

Наваждение пропало и перед Пьеро опять сидел Артемон, хвост виляет, глаза алеют, яйца блестят.

- Уй, псина Адова! Перейди с меня на гадова, с гадова - на клятого, потом - на полосатого! Арти, гад, ты же меня в могилу вгонишь! А вот про уши ты метко сказал, красиво. Может, с мамой познакомишь? Чайку бы попили. С баранками. Булки, кстати, кончились? Жаль, булки тоже люблю.

Artemon:
Маме привет, передай что буду скоро! Обниму, поцелую и пусть к парикмахеру запишет, непременно запишет!

- Суперско. Запомнил. Только я скажу, что ты задержишься. Обниму и поцелую за тебя. И парикмахера - тоже. Так что не спеши. И в качестве взаимной услуги передай записку Алисе, хорошо? Можешь не разворачивать, краткое содержание я тебе и так скажу. Пусть оставит свой страх перед бесплотной патерналистской фигурой, грозящей всем пальцем через тысячелетия: ты, мол, только попробуй, только попробуй и я тебя выпорю. Пусть присвоит все деньги, оставленные для наследника, купит нарядное платье. Вообще, пусть займется собой, найдет мужчину или женщину, или... гхм... собаку. Все-таки она собачьих кровей (или ядов). Это и есть жизнь - череда мгновений. Так пусть ловит свой миг. Передай, пожалуйста. А я уж о маме твоей позабочусь. Ночь выдалась теплой. Снег давно сошел. По пыльной дороге шел счастливый Пьеро. Из-за поворота навстречу ему показался старик с гитарой на плече. Он дождался лучащегося радостью путника и приобнял его:
- Один идешь, сынок, или еще кого-нибудь возьмем?
- Один я, Маэстро. Хотя…
Юноша снял с плеча старика гитару, встряхнул смоляными волосами, провел по струнам и запел мягким, загадочным голосом. Так они и пошли: Отец и сын. А песня еще долго звучала в тишине, долетая до ушей оставшихся у пруда.

Завтра ты меня не увидишь
Ржавый нож и пьяная драка
Завтра встретит новое солнце
Моим именем меченый камень
Завтра ты меня не узнаешь
Стану подлой богатенькой дрянью
Завтра буду жрать сладкое шерри
С изъязвлёнными СПИДом богами

Завтра чистый огонь новой веры
Явит миру мой праведный гений
Завтра стану негаснущим светом
Для грядущих земных поколений
Завтра треснут пустою бутылкой
По башке моей в тёмном подьезде
Завтра все эти странные песни
Будут слушать по нарам соседи

И ты можешь скучать по поющим ветрам
По весёлым героям и трезвым мирам
Но забыть обо мне – значит вечно одной
Только я смогу взять
Алису с собой

Тебе сложно понять, где здесь слава и власть
Где святая любовь, и зачем эта грязь
Но твой путь – вслед за нашей безумной звездой
Только я смогу взять
Алису с собой

Из народа в народ и обратно
Не теряй меня на перекрёстках
Не стесняйся орать – Мне же больно!
Если я покажусь слишком острым
И в говённых вселенских процессах
Все трудней найти чистую ноту
Хемингуэй становится старым
А Коэн становится модным

Если встретится в море айсберг
Прокляни его, прокляни
Если в дом твой заглянет богатый
Прогони его, прогони
Между карликом и акробатом
Как угодно – но не выбирай
А совета или ночи бесплатно
Не давай, не давай, не давай, не давай!

И ты можешь скучать по поющим ветрам
По весёлым героям и трезвым мирам
Но забыть обо мне – значит вечно одной
Только я смогу взять
Алису с собой

Тебе сложно понять, где здесь слава и власть
Где святая любовь, и зачем эта грязь
Но твой путь – вслед за нашей безумной звездой
Только я смогу взять
Алису с собой

Всем бутылкам, и вроде бездонным
Всё равно приходит конец
И становится звоном граалей гранёных
Перепевы алмазных сердец
Но в спиральной бездонности мира
От конца до конца – сто эпох
У нас есть время в возвышенном стиле
Трепаться о том, что напиток неплох
Или плох

Представьте – пыльный просёлок
Солнце, ветер и камни
Навстречу – старик, и с вопросом:
Один идёшь? Вот уж не знаю...
Один, отвечаю, но вряд ли
Это может быть правдой
Один, говорю ему, с ветром – эй!
Один, и с руками в карманах

[все стенки] 1-Nov-09 02:09 День 10. Голос из могилы PieRow:

Никого нет, все разошлись. Становится тихо. Внезапно раздается тихий свист ветра, доносится гуканье совы, которому вторит волчий вой. Со всех сторон наползает зеленый туман, едва-едва слышен ритм: та-дам, та-дам, та-дам. Клубы тумана подсвечиваются мощными прожекторами. Стук сердца становится все громче. В него вплетается музыка. Свет начинает мигать в такт заданному ритму, постепенно все окрашивается в красные тона, темп начинает ускоряться и вскоре превращается в бешеную дробь. Внезапно все стихает. Гаснет свет. Вспыхивает один фонарь, в круге которого виден силуэт: силуэт летучей мыши. Бэтмен взмахивает крыльями, взлетает из клубов тумана, на ходу отстегивает крылья и падает кувырком на ровную мраморную плиту. Наклонив голову, на одном колене, расправив руки, стоит фигура, напоминающая зомби. Свисают длинные черные волосы, на ногах - широкие штаны и черно-белые кроссовки. На голове бейсболка, которая своим козырьком закрывает лицо. Больше одежды нет. Внезапно снова вступает мощный ритм и вспыхивает иллюминация. По бокам взрываются огненные гейзеры. Фигура сдвигает козырек назад и в танце идет вперед. На правом глазу черная звезда. Прямо на звезде след помады морковного цвета. Вокруг левого – зеленое окружье, под которым, явно что-то закрашивая, той же помадой нарисовано сердечко. Прямо на груди красуется надпись «Спасибо, Артемоша, мой милый сынул». Похоже, что помада закончилась чуть раньше, чем было задумано. Зомби выбрасывает вперед руки, с опущенными вниз кистями и, воскликнув «Бу!», начинает под музыку декламировать:

Я в одиночестве читаю свой ночной прогон -
Потому что твердо помню то, что «шоу маст гоу он».
Моветон такое делать, Бася-пуся, миль пардон,
Но кричит мне в ухо сука – твоя мама, Артемон! -
Мол, давай, задвинь речугу, мол, летсгоу, мол, камон!

Тринадцать охламонов собрались у крышки гроба
Только не смотрели в оба, сохранить единство чтобы.
Запаливши пуд тротила, в путь решив не собираться,
Их покинула Тортила, не успев и зубом клацнуть.
Вот ботва такая, братцы, и осталось их двенадцать.

Весь израсходован был черепахой тринитротолуол
Поэтому по вене передоз задвинул доктор Богомол.
Остался он харлеем позабытым в гараже,
Как та чувиха, что пыталась целоваться в парандже.
Он намекнул, но это мало, их - одиннадцать уже.

Совсем другой порок нашел для Сизоноса злобный рок
Не пейте, дети граппу, пейте виноградный сок.
Джузеппе был бухим не день, не два, не месяц,
Ведь для него стакан сивухи разум перевесит.
Он захлебнулся массами, и их осталось десять.

Потом случилось три в одном, то бишь, шизофрения:
Стучались лбами и подохли три здоровых псины.
Осталось девять охламонов вместе с Буратиной.

Не тарахтите без конца, как швейная машинка,
Трещать без остановки должен зиппер на ширинке,
И то знать меру нужно, нужно ждать, когда попросят,
Но Арлекин не затихал, и их осталось восемь.

Нам гигиена не сноха, не сваха, не соседка,
А мать родна, сестра, жена и даже где-то детка.
Но крыса грызла семена, не моя рук совсем.
Кричала «дай!», кричала «съем!» и их осталось семь.

Ученье – свет, учитесь дети! Всех прошу учесть.
Но Буратино не спешил за парту в школе сесть.
Ему пытались скрасить смерть, намазав густо лесть,
Но дерево – оно и есть. Осталось только шесть.

Мальвина хороша была, красива и умна,
Но брезговала коллективом и была одна.
К тому же (Дети! Выйти!)оказалась просто блядь
А Богомола не было, чтоб триппер исцелять.
Подергалась в мучениях, и их осталось пять.

Не забывайте чистить зубы утром или перед сном.
Иначе может приключиться катастрофа с вашим ртом.
Пьеро ругался, не желая жить в спокойствии и мире.
И почернели губы враз у нашего вампира.
Отравлен ядом. А в пути уже всего четыре.

Самоубийство – грех грехов, тут что ни говори.
Не на заборе, кот, висишь, глаза свои протри -
Осина это, дуралей. А их осталось три.

Еще один шаг до заветного клада,
И вот уже рядом сверкает награда.
Но малость оступится кто-то едва,
Как сразу героев останется два.

[все стенки] 2-Nov-09 14:44 День 11. Голос из могилы PieRow:

Невежливо оставлять вопросы без ответов, да? Если, конечно, они не риторические...
Начну с общего положения. Меня безумно умиляют обвинения в графоманстве там, где графоманство возведено в жизненный принцип. Есть кто-нибудь здесь в людоедах, кто не графоманит? Я не говорю про реальный мир. Увлечение дипломатической игрой "Людоеды" - это лучшее наглядное пособие на тему "Что такое графомания". Бесполезное словосочинительство. Если я собираюсь написать текст с толком и пользой, чтобы он был нужен кому-то, то людоеды будут в очереди последними. Так что "говорил графоман графоману". Надеюсь, что эти соображения будут восприняты адекватно и без обид.

Bluehair_doll:
Потом начались метания в проруби, символизм и графомания. К чему? Зачем? Непонятно. Вампиры. Срывания рубашек. Весь этот бред.
Глобальный вопрос - почему Пьеро?!

Первые два вопроса - инструмент риторики, поэтому отвечаю на глобальный. Хотелось взять наименее значащего для игры персонажа, чтобы особенно не отсвечивать. Ну и в достаточной степени мерзкого.

Bluehair_doll:
Отдельно о кукловоде, простите невольный переход на личности. Товарищ Серыч играет сильную подачу строго в одном случае - если подача исходит от него лично. Проверено Матросскиным борделем и перепроверено кустами. Во всех иных случаях товарищ Серыч разворачивается и уходит - "я с вами в эти игры не играю". Ну нет так нет, а жаль.

Прощаю. Не, кусты отвергнуты по другой причине. Личное, краткосрочное. Посему полностью разъяснять не хотелось бы. Кукловод бы мог принять такой поворот. Любой другой перс - тоже, наверное. Для Пьеро это было импоссибле. Извини.

[все стенки] 2-Nov-09 15:23 День 11. Голос из могилы PieRow:

Bluehair_doll:
Что-то не срастается. Пьеро не наименее значимый. Да и не мерзкий вовсе, мерзкий это Дуремар какой-нибудь. Жалкий - быть может. Но ты из него вылепил эпатирующего эстета, потом еще кожистые крылья зачем-то. Чтоб особо не отсвечивать? Не понимаю.
Не понимаю и метаний между Мальвиной и Алисой. В качестве приема на ход, посмотреть-прикинуть да-нет, нет-да - понимаю. Затягивать это до конца - не понимаю.

Ага. Первый вопрос понял. "На расстоянии вытянутых рук". Ну так, дурью маялся. Много было вариантов очередного виража, но под руку попался фильм "Ван Хельсинг". Процитировал, а дальше было только "Б". "Эпатирующий эстет". В определенных рамках этот перс обязан был быть чем-то таким квазиэстетствующим. По определению. Эпатирующим и жалким? Скорее неприятным (нравиться всем - в жизни утомляет).

Мальвина-Алиса. Была цель. Потом забил и сделал выбор. Оказалось - поздно. Надо было либо не ставить перед собой цель, либо не вестись на привлекательного перса. Виноват.

страницы: последняя 3 2 1

На главную страницу Правила игры FAQ Список игр Ник-лист Архив Форум

0.0435791015625